Наталия Ростова,
при поддержке фонда «Среда» и Института Кеннана

Расцвет российских СМИ

Эпоха Ельцина, 1992-1999

Российское телевидение, РТВ, начинает вещание на первом канале из резервной студии

Руководство РТВ, канала, входящего в холдинг ВГТРК, около шести вечера, когда первые группы вооруженных людей появились у стен «Останкино»  (а глава первого канала отключил свое вещание), приняло нестандартное решение — выпускать «Вести» не из Останкино, а из резервной студии на Шаболовке. В результате в ту ночь прекратилось вещание первого, третьего, четвертого и шестого каналов, а в эфире оставался только второй и пятый, петербургский, каналы. 

«Мы договорились с Минсвязи, — рассказывал в интервью «Независимой газете» председатель ВГТРК Олег Попцов, — перевели управление каналов на себя и сами их перекоммутировали, о чем я предупредил [руководителя первого канала «Останкино» Вячеслава] Брагина по телефону. В ту ночь я несколько раз звонил Вячеславу Ивановичу, так как считал своим долгом подбодрить его, поддержать, понимая, как ему трудно».[note]Петровская, Ирина. «Будь я на месте Черномырдина, я бы тоже велел отключить первый канал, но…». «Независимая газета», 16 октября 1993.[/note]

«В ситуации, когда все оборудование и видеоматериалы оставались в осажденном «Останкине», когда стало ясно, что в ближайшие часы обстановка будет лишь ухудшаться и следующим объектом для нападающих, вполне вероятно, станет здание РТВ, когда, в конце концов был еще совсем не ясно, чем же закончится этот то ли «путч», то ли «мятеж», то ли «переворот», Российское телевидение оказалось способным выполнить указание правительства России и ‘взять эфир на себя’, — отмечала в те дни «Литературная газета». — <…> Высланная правительством в помощь РТВ боевая техника прибыла к месту назначения лишь через семь часов после назначенного времени».[note]Д.М. «Прощайте, танки? Когда горят парламенты, даже самые плохие, демократии грозит удушье». «Литературная газета», 6 октября 1993.[/note]

Телеведущий Сергей Торчинский работал в прямом эфире в ночь с 3 на 4 октября непрерывно 26 часов. Он так вспоминал о тех событиях в разговоре с телекритиком Ириной Петровской:

— Я узнал обо всем где-то в семь часов вечера и сразу поехал на «Яму». В кабинете [председателя ВГТРК Олега] Попцова как раз шло обсуждение ситуации, но я в нем участия не принимал. [Генеральный директор ВГТРК Анатолий] Лысенко сразу же сказал: «Быстро — ты — Сергей Скворцов (его зам) на Шаболовку». Был конец рабочего дня, люди уже расходились, но, когда я влетел и сказал: «Работаем», никто не стал ничего переспрашивать, все моментально включилось, зажглось, загорелось. Через десять минут были готовы к работе две студии. Режиссеры Крюков и Визильтер сидели за пультом, я работал в студии. Скворцов был на связи, потому что люди стали звонить Лысенко с вопросом: куда ехать? Лысенко их направлял на Шаболовку, Скворцов встречал. Кто-то в «Вестях» проговорился, что мы вещаем с Шаболовки. После этого пришлось пудрить зрителям мозги и говорить, что мы выходим из загородной резервной студии.[note]Петровская, Ирина. «’Останкино’ отключило само себя. В ночь с 3 на 4 октября страна стояла перед угрозой информационного вакуума». «Независимая газета», 9 октября 1993.[/note]

А режиссер Виктор Крюков, просидевший за пультом 24 часа, так говорил о событиях:

— После указа президента 21 сентября кнопка, которая обеспечивала автономный выход РТВ в эфир, была передана в «Останкино». Мы все страшно возмущались, и когда начался путч, где-то в 19 часов, Попцов с Лысенко добились от Минсвязи того, что кнопку вернули. Поэтому, когда «Останкино» отрубилось, мы продолжали работать. <…> Трагедия «Останкино» заключается в том, что они сами себя вырубили, а если бы наша кнопка тоже была у них, они бы вырубили и нас вместе с другими каналами. Все повторилось, только Кравченко пустил «Лебединое озеро» по всем каналам, а Брагин просто выключил каналы. «Останкино» строилось при Брежневе, там все устроено очень хитро и умно. Да, здание АСК-3 вышло из строя, да, людей необходимо было эвакуировать, но другое-то здание, АСК-1, через дорогу, осталось целым и невредимым.

«Литературная газета» отмечает, что за несколько суток до этих событий Геннадий Зюганов просил Анатолия Лысенко смягчить позицию в отношении оппозиции, а иначе «такие люди, как Сорокина и Сванидзе, ‘не успеют даже взять билет на самолет'».[note]Д.М. «Прощайте, танки? Когда горят парламенты, даже самые плохие, демократии грозит удушье». «Литературная газета», 6 октября 1993. [/note] «Я объяснил ему, — приводит слова Лысенко газета, — что никто из нас не собирается никуда уезжать, а на угрозы ни я, ни мои сотрудники не реагируем». Светлана Сорокина вышла в эфир в 2 часа ночи.

Позже «Известия» очень эмоционально оценивали некоторые моменты эфира РТВ. «Но вот «Останкино» замолчало, писал журналист Георгий Меликянц. — В эфире остались на время лишь «Вести». Миллионы людей слышали, как Макашов кричал о «народном восстании». Бывший депутат Огородников оправдывал убийц. Константинов вел толпу в атаку. А потом Сергей Торчинский представил компанию из нескольких тележурналистов «ВиДа». Никогда не испытывал я такого стыда за коллег по профессии. Речь Леонида Ярмольника была позорной даже не тем, что он говорил, а тем, как он это произносил. Сначала он еще пытался балансировать на проволоке, но потом спрыгнул на опилки арены и стал раскланиваться. Главная его мысль, если это можно назвать мыслью, — моя хата с краю, я лично пойду спать. Затем еще бессвязнее заговорил Александр Политковский. Разобрать в его словах можно было лишь многочисленные «я»: я хотел, я указывал, я говорил… Давно раздражавшая зрителей манера его кухонных бесед, после которых всегда оставался осадок недоумения, в ту роковую для столицы ночь проявилась роковым образом и для него самого. И опять призыв: пошли спать. После Владислава Листьева, пытавшегося внести в разговор хоть какие-то нотки порядочности, мы услышали Владимира Ворошилова, и стало понятно, что ждать чего-либо разумного уже не приходится. Я! я! я!, мы и есть пророки в своем отечестве… Последняя надежда была на Александра Любимова. Этот умел все-таки выпутываться из ситуаций, которые сам же и запутывал. Но его речь повторила все сказанное – только в красном квадрате. Все стало ясно: «Мы сидели, пили, нам позвонили, и вот мы приехали». Их коллеги в это время отбивались от банд в «Останкино». Гибли люди. Столица, да и вся Россия не спали, каждый окончательно определял для себя позицию и судьбу. А на телеэкране: «Мы сидели, пили, нам позвонили…» Не знаю, как после этого Любимов явится в телецентр. Но знаю, что его зрители не простят ему слов о том, что стрельба, убитые – все это не имеет значения, а имеет значение лишь то, что он, Любимов – комментатор и бывший депутат, — лично сейчас поедет домой и ляжет спать».[note]Меликянц, Георгий. «Стыдно, господа! Что за «Вид» вы показали?» «Известия», 5 октября 1993.[/note]

Об «абсолютно безнравственной позиции», занятой журналистами «Взгляда», писал и председатель Комитета по защите свободы слова и прав журналистов Павел Гутионтов. «Говорю об этом с болью, поскольку не было у нас, кажется, более опекаемых общественным мнением людей из журналистского цеха, чем они, — сказано в тексте, опубликованном газетой «Культура». — Снятие их передач из эфира немедленно вызывало кампанию общественного протеста. Между тем, та журналистика, которую они демонстрировали, далеко не всегда была журналистикой высокого класса. Поначалу она была честной, но потом эти ребята стали слишком вальяжны и сыты. То депутатство, которое они получили не благодаря своей безупречной политической, нравственной позиции, а благодаря телевизионной популярности, не сослужило пользы ни Отечеству, ни избирателям их округов. Любимов, Политковский пришли в студию для того, чтобы сказать: нам абсолютно наплевать на то, что происходит в стране, какие беды ее сотрясают. Они кичились, бравировали этим. И это страшно».[note]Гутионтов, Павел. «Журналисты работали на пределе». «Культура», 9 октября.[/note]

Как отмечал «Коммерсант», 7 октября на пресс-конференции руководства «Останкино» Александр Любимов стал «объектом недоброжелательного внимания со стороны коллег». «Он отверг обвинения в безнравственности, заметив, что безнравственно звать людей на улицу», — писала журналист газеты Наталия Осипова.[note]Осипова, Наталия. «Работа прессы в условиях ЧП. Журналисты стали мишенью не только для пуль, но и для обвинений». «Коммерсант», 8 октября 1993.[/note] «Я не буду рассказывать, чем занимался этой ночью, но считаю, что только журналисты, военные и врачи работали в это время профессионально», — сказал он.

6 октября вступивший накануне в должность министра печати Владимир Шумейко встретился с сотрудниками РТВ. «Иногда дороже информации нет ничего, иногда информация дороже жизни, потому что информация, достоверная и вовремя поданная, позволяет человеку сделать правильный выбор и тем самым сохранить жизнь. Вы совершили подвиг, именно вы во многом спасли ситуацию», — цитирует его «Независимая газета».[note]Петровская, Ирина. «’Останкино’ отключило само себя. В ночь с 3 на 4 октября страна стояла перед угрозой информационного вакуума». «Независимая газета», 9 октября 1993.[/note] На следующий день Борис Ельцин подписал указ о награждении некоторых журналистов орденом «За личное мужество».

Ранее:
Каналы, выходящие из "Останкино", прекращают вещание
Далее:
Президент не появляется на телеэкране